Как живется вам без СССР? - Страница 144

144

— Вы были хотя бы на церемонии „ТЭФИ“?

— Я не хожу туда, по-моему, года три. Пока Познер, который, мне кажется человеком крайне необъективным, возглавляет телевизионную академию, я на „ТЭФИ“ ходить не буду».

Владимир Владимирович Познер еще забыл сказать президенту, как он медом расплывается на телеэкране при любом упоминании о таком враждебном к нам территориальном образовании, как США, как до небес расхваливает Америку, вбивая в головы российских телезрителей фетиш Алабамы, хотя безобразий в Америке куда больше, чем в любом уголке мира. Именно из техасских голов вылетели подлые мысли о разрушении СССР, то есть нашей жизни, а позднее о бомбежке Югославии, Ирака, следом зародились планы и о войне в Иране.

О чем еще забыл Познер в своем докладе президенту? Как до космических масштабов преувеличивал страдания народов при социализме, как пропагандировал безработицу: «согласитесь, что надо немного-немного безработицы», — сказал он в одной из своих телепередач. И всем дал рецепт, как в жизни всегда побеждать:

— Не будь козлом!

Хотя в очерке Юрия Кудимова «Человек с моста дружбы» в 1987 г. он говорил иное: «Что такое быть безработным, советские люди вряд ли могут себе представить. Это невозможно, не испытав ни разу подобного положения или хотя бы угрозы оказаться в нем, — размышлял намного раньше по-иному Владимир Владимирович. — Поэтому у многих, особенно у молодежи, превратное представление об этой страшной трагедии США и Запада в целом» («„Они выбрали СССР“, М., изд-во политической литературы», 1987 г).

Теперь безработицы в России сколько угодно. Как же Познер глядит нынче несчастным безработным в глаза? Скорее, и не думает о них. Разве из телевизора при фантастической зарплате телеобозревателя, на которую куплена квартира в Америке, возможно, и многое другое, чужие беды увидишь?

Забыл рассказать Познер и о том, как цинично монтировал передачи, после которых людей потом подвергали анафеме. Участница телемоста в его передаче сказала, что у нас в стране нет грязного секса. Владимир Владимирович убрал слово «грязного» и оставил от подлинно сказанного лишь лживый обрубок, который и прозвучал на весь мир, что «у нас в стране секса нет».

Над женщиной потом смеялись все кому не лень, ее буквально затравили, о чем Познер спустя 10 лет сам и сообщил, не найдя нужным хотя бы извиниться перед поруганным им же человеком.

В 1996 г. летом шла запись передачи, которую готовили к 5-летию августовских событий. Приглашенных от коммунистической оппозиции в студии была одна треть. Другие две трети участников записи, кажется, были родственниками Владимира Владимировича, его друзьями и прочей демократурой, которая всегда скажет то, что нужно составителю программы. Они и говорили лишь о концлагерях в советское время, забыв, правда, сообщить, что 80 процентов «жильцов» сидели там за экономические преступления, а нынче сидят не меньше. Ведущий тоже изругал социализм, после чего выходило, что без капитализма, да еще наподобие американского, нам никак не жить.

Пришлось мне попросить микрофон. Позднее в коридорах телевидения прозвучало произнесенное Познером при мне: «Я нутром чувствую нефотогеничных людей». Возможно, потому Владимир Владимирович охотно подбежал ко мне с микрофоном, а я тут же показала телекамерам сборник очерков «Они выбрали СССР» и сказала, что в 1987 г. в очерке Юрия Кудимова, когда в стране еще была советская власть, Познер ругал этот же самый американский капитализм.

Владимир Владимирович спешно перебил:

— Я не знаю никакого Кудимова… Я не знаю никакого Юрия Кудимова.

Но… цитата из прежних познеровских высказываний уже летела в уши всей студии:

«Человеку всего дороже социальная справедливость. В американском обществе ее нет. Поймите меня правильно: эта страна небезразлична мне, а в чем-то и дорога. В ней много прекрасного, талантливая литература и музыка, замечательный народ. Но есть у нее какая-то поразительная способность не замечать страдания, нежелание слышать, видеть, думать о тех, кому плохо. И это, убежден, не чисто американская черта. Это органическая часть буржуазной морали, вернее, аморальности любого капиталистического общества, получившей в Америке свое крайнее выражение».

Познер опять перебил меня:

— Вы собираетесь читать всю книгу?

К счастью, эта цитата в очерке уже кончилась. Помня, сколько нищих в столице, помня, что трудолюбивые люди во всех городах страны уже продают на тротуарах тарелки, вилки и даже исподнее, я быстро добавила:

— И если я вижу, что в центре Москвы трехлетняя девочка просит кусочек хлеба, значит, в стране создан огромный концлагерь без колючей проволоки имени «Ельцина — Гайдара».

Прозвучал гонг, мое право говорить закончилось. Владимир Владимирович ушел от нашего ряда ватной походкой и с опущенной головой. По его согнувшейся вдруг спине видно было, как ему в тот момент не очень-то хорошо, он с полчаса бродил на противоположной стороне студии среди благожелательно настроенной к нему публики, задавал какие-то вопросы, получал нужные ему ответы, как вдруг спешно вернулся к нашему ряду:

— Я действительно знаю Юрия Кудимова, — неожиданно признался он, фактически капитулировав перед аргументацией левых. — Я действительно так говорил. Но вот Черчилль сказал, что нет ничего хуже демократии, но лучше ее никто ничего не придумал.

Оказывается, все это время, пока он бродил по студии, Познер спешно искал ответ на слишком неожиданный для него выпад. И нашел самое затасканное, самое затрапезное высказывание лютого ненавистника советской власти, который, как кулик, хвалил лишь свое болото. В этом болоте Черчиллю жилось столь хорошо, что каждый день он требовал у жены лучшей в мире трапезы, самых дорогих сигар и пижам, отчего своими капризами разорил даже собственную семью.

144