Как живется вам без СССР? - Страница 16

— Какие-то мы с тобой поперечные, целому миру и во всем поперечные! — бросила в сердцах девушка.

Обидевшись на весь земной шар, она повернулась к двери и пошла к себе. Через минуту увидела, что за ее спиной шагает Хади. Так они непрерывно и ходили друг за другом, то он за нею — на север, то она за ним — на юг.

Оставшийся апрель с весенними проталинами пролетел за несколько минут. Как только из Африки вернулись грачи, Хади защитил диплом о проблемах квантовой механики и купил билет на самолет. В этот день вспыхнула в оврагах черемуха и засиял вдоль дорог жасмин.

— Возвращайся, — просит Анна. — Мы опять будем кататься на коньках, бегать на лыжах и долбить науку. Только не забывай русский язык, — продолжает она и шутливо добавляет, — а то вновь будешь… облизывать картины с маслом.

Весенний дождь вымыл ракитник, хрупкие ветви ив и экспресс, который шустро бежал к Шереметьевскому аэропорту.

— Береги себя, — просит Анна.

В аэропорту дикторы на многих языках мира объявляли посадки на лайнеры, улетающие во все концы света. И как же интересно было в этом зале! Сновали женщины в сари, мужчины в тюрбанах. В длинных шелковых платьях стояли китаянки. Проплыло мимо африканское бубу. Ну, тебе музей, двадцатый век в разрезе, словно геологический пласт. За несколько часов тут можно столкнуться с людьми разных рас и наций, вероятно, и многих философских воззрений, скорее всего, именно тут можно понять сущность всего того, что происходит нынче в мире.

За окнами нарастал гул самолетов, сквозь который с большим трудом до сознания Анны прорвался голос диктора, объявившего о посадке на лайнер, отправлявшийся в далекую Африку.

— Тебе пора, не забывай меня!

Хади привлек Анну к себе и в последнюю минуту тихо вдруг произнес самое для нее желанное и сокровенное:

— Жди меня! Я вернусь… Непременно к тебе вернусь! Мы с тобой не расстанемся.

Анна по инерции еще шептала последние напутствия и не сводила взгляда с Хади, который уже поднимался по лестнице и махал рукой до тех пор, пока не исчез за тонкой стеклянной дверью с надписью «выход». Дверь качнулась за его спиной и замерла.

«Выход из Советского Союза, — подумалось Анне, а следующий вопрос возник поневоле сам: — Что же его там ждет?».

В это время усилился гул моторов на взлетном поле, потом послышался гул самолета. Наконец в небо устремился тонкий ровный звук улетающего лайнера. И лишь тогда Анна поняла всем сердцем сказанное ей несколько минут назад: «Мы с тобой не расстанемся!». Значит, таки «жди»!

И уже виделось ей, что Хади прилетит в такой же синий день. Дождь также вымоет улицы, дома, деревья, и мир будет чистым, прозрачным, как нынче. И вздрогнут веточки Шереметьевского леса от радости тот момент, когда в Москве совершит посадку его самолет.

Через некоторое время из далекой Африки пришло письмо. Хади говорил о себе, о том, что он каждое утро выходит на поиски работы, а ее пока нет, оттого он уже член профсоюза безработных.

На стенах домов в городе то и дело встречаются лозунги: «Требуем работу! Работа — основа прогресса».

Еще писал, что очень скучает по Москве, университету и уже чувствует, что его лучшие годы прошли в Москве.

«Когда вечерами приходит друг, мы часто спорим о путях развития нашей страны. Каждый из нас верит, что она все-таки пойдет по пути демократии и прогресса. После его ухода, когда на душе становится пусто, я вынимаю твою фотографию и долго гляжу на тебя. На ней ты такая же милая и веселая. Пока не ясно, — добавлял молодой человек, — когда я вернусь в Москву, ясно одно: я непременно вернусь…».

В ответ Анна написала, что ждет теперь не только его, но и ребенка, а он уже сделал первые успехи: зашевелился на целую неделю раньше. И в этот день солнце подарило ему свое тепло, яблоко — витамины, птицы спели лучшие песни и даже река за окном потекла медленнее, чтобы прислушаться к его только что зародившемуся дыханию. Анна тоже отдает ему лучшее — настроение, чувства, и каждую минуту — думы о нем.

В письме были подробно описаны дорожки, на которых она каждый день теперь дышит свежим воздухом у реки, пролетающие мимо птицы и заблудившиеся на юге Москвы облака.

В ответ вскоре лег перед Анной долгожданный конвертик: «рад получить сообщение, что у меня будет наследник! Надеюсь, что это будет самый талантливый в мире малыш и первый свой крик он издаст по-арабски, а слово „мама“ скажет по-русски. Ребенок мой, и никаких гвоздей. Все мои чувства с вами!».

В больнице — только и разговору, кто как рожал. Жена милиционера Надежда с удовольствием рассказывает, как во время родов она намотала на руку халат акушерки, чтобы не отпустить от себя ни на минуту. На других — плевать. Перед этим же позвонила начальнику мужа и потребовала, чтобы тот обеспечил в родильный дом телефонный звонок аж… с Петровки.

Досталось на орехи мастеру спорта Татьяне. В трудную минуту она так напряглась, что оторвала железные поручни на каталке. Теперь ее ругают даже санитарки.

Многие медсестры сердиты на Кумари из Индии. Во время родов индианка скандалила больше других и била акушерку ногой, чтобы та не вздумала приблизиться к ней. Роженица — из высшей касты, потому роды, с ее точки зрения, имел право принимать только… главный врач. Который, кстати, ради нее и примчался в больницу среди ночи.

Но трудности уже у всех позади. На руке у каждой женщины — крошечный браслетик с номером и датой рождения ребенка. Заходит няня, выкрикивает имя Кумари, подносит ей огромные розы в метр длиной. Надежда получает банку черной икры. Татьяне передали гвоздики.