Как живется вам без СССР? - Страница 22

— И захоронения наши, однако, на сваях, — добавил ненец, кивнув на горку, на которой возвышалось скопление каких-то длинных ящиков. — Вечная мерзлота, — вздохнул Лэми Худи. — Совсем не хочет человека эта земля, ни живого, ни мертвого.

— Панаевск где? — спросила нетерпеливо Анна.

Ненец молчал, прислонив ладонь ко лбу, что-то высматривая вдали. Вместо него ответила Майяне:

— Еще плыть на катере надо. Отец верно сказал: как до Шанхая пешком. На пристань пойдем сейчас, там должен быть почтовый катер «Связь-7».

— Да, капитан Петелин. С ним мы и доплывем.

На катере из трюма неслась веселая музыка.

— Плохо дело, — испуганно сел на камень Лэми Худи. — Капитан гуляет. Банка пьет. Теперь сутки, чертяка, гуляет. Надо ключ везде искать.

— Какой ключ, папа?

Лэми Худи показал, мол, к душе капитана надо искать ключ.

Анна и девочка подошли вплотную к прохладной, не замутненной воде, в которую даже летом руки не опустишь, ноги — тем более побережешь, ибо заледенеют тут же.

— Александр Васильевич! — крикнул Лэми Худи.

Из трюма катера, так что колыхались вокруг травы, по-прежнему неслась музыка. Потом из него вылезли веселые подвыпившие бородачи, спрыгнули на дебаркадер, и, махнув капитану на прощанье, двинули в сторону города.

— Александр Васильевич, — вновь обратился ненец к оставшемуся на палубе мужчине, который стоял на холодных досках босиком.

— Когда Лэми Худи один, он может ждать, пока капитан банка пьет. Но Майяне ждать не может. Дочка по матери скучает. Зачем бродяга у тебя семь раз Байкал переходит, он уже запутался, на каком берегу, однако?

На берегу летало столько комаров, что отделаться от них можно было только авиационным пропеллером. Анна хотела было спросить о чем-то Майяне, но мгновенно ворвавшееся в глотку полчище мошек заставило умолкнуть надолго.

— Александр Васильевич, — напомнил о себе вежливо Худи, — хочешь, я тебе на борт почту загружу, вон курьер едет…

Капитан резво махнул рукой, мол, давай быстрей. Тюки и сумки пять минут ловко летали с машины на борт, и пока курьер подписывал с капитаном документы о том, что почта сдана, Лэми Худи тихонько напевал себе под нос песенку на стихи местного поэта Лапсуя: «я зайчонком кувыркался вокруг чума твоего»…

— У тебя тоже зайчонок уже семь раз вокруг чума перекувыркнулся, не надоело? — усмехнулся речник и пригласил всех на судно: — Жду, сударыни, пожалуйста, быстрее… Сейчас поплывем.

— На Севере порядок нужен, — согласился он и подтвердил: — Не переживай, папаша, скоро будем в Панаевске, языком оленьим после забоя угостишь как-нибудь?

Катерок охотно сорвался с места и рванул на середину реки.

— Петелин чего гуляет? — спросил себя моряк и отчитался: — Петелин дом в Ханты-Мансийске купил, вот и гуляет Александр Васильевич от души. Скоро службу закончу, на юг уеду.

Суденышко долго мчалось мимо плоских, заросших тальником берегов.

— В прошлый раз лось прямо перед нашим носом переплыл, — рассказывала Майяне. — Вон видите, белуха идет, фонтанчики пускает.

— Да, целый косяк идет, — заворчал ее отец. — Жаль, под рукой сетей нет.

Проводив жадным взглядом косяк, ненец вдруг спросил Анну:

— Не обманываешь меня? Вдруг едешь плохую бумагу на нас писать.

— Зачем плохую? Совхоз у вас хороший, много оленины даете, рыбы…

— О, да! — оживился ненец, начал опять перечислять: — И живут тут налим, щекур, гагара…

— Что вы все о налиме, да о щекуре? О людях лучше расскажите… — взмолилась Анна, вспомнив наконец-то о своих прямых профессиональных обязанностях.

Ненец в ответ махнул рукой, отреагировав по-своему:

— Одни Окоттэто живут и Лапсуй. Фамилии Худи мало.

Затянувшись трубкой, он вдруг предложил:

— Хочешь, анекдот расскажу? От тундрового ненца услышишь.

— Есть еще и другие ненцы? — поинтересовалась Анна.

— Лесные еще есть, — объяснила Майяне.

— Детей у вас, наверно, в чумах много…

— Детей? Ну, да, а где их мало? — переспросил отец Майяне и вдруг как-то легкомысленно подмигнул.

— Представляешь, сидит Окоттэто в чуме, вокруг его ребятишки ползают, бегают, кричат. На железной печке у хозяина котел с водой греется. Окоттэто, он ведь у нас в совхозе лентяй, лежит на шкуре оленя и думает. Знаешь, о чем думает? «Чи этих детей помыть, чи новых завести?».

Майяне опустила смущенно глаза, а родитель ее хохочет на весь катер.

— Вон Панаевск! — показала на мыс девочка.

— Наконец-то, — обрадовалась Анна.

— Зачем наконец-то? — прервал ее оленевод. — Еще два часа до мыса плыть, потом лодку ждать, потом моя твоя и Майяне на руках до берега несет. Чтоб ноги вам не мочить. Потом моя — твоя — в гости зовет!

Девчонка на берегу вначале обнялась со щенком, потом с огромной собакой редкого палево-каштанового окраса. Около дома повисла на шее матери.

— Вот и чум наш! — воскликнул Лэми Худи и посадил Анну как почетного гостя на шкуру белого оленя. Жена поставила у ее ног белый низенький столик.

— В квартире ремонт, — объяснила она гостье. — Летом в ней жарко. Чум лучше, прохладнее.

Как защита от комаров, у входа медленно дымится в ведерке мох, и тонкая струйка вьется вокруг яранги.

Жена хозяина — Воттани Худи — с удовольствием общается с Анной, разжигая крошечными стружками печурку в жилище.

— В совхозе у нас ой как много оленей, — рассказывает она. — Но их прежде было больше.

— Что случилось?

Хозяйка недовольно качает головой.

— В тундру газовики, нефтяники пришли. Трубы кладут. Нефть горячая, зимой трубы рвет, земля под ними расползается.