Каддафи приободрился, заговорил теперь об объединении всех африканских стран в единый союз, о создании общего арабского и африканского золотого динара, чтобы расчеты с Западом вести уже собственной валютой.
Мог ли наиглавнейший в мире Сундук такое стерпеть? Задачи у него были иными — обеспечить ресурсы Африки для себя, лишь для западного мира. Без какой-то там Африки, которая, как и в прежние века, должна знать свое место. Конечно же, последнее в иерархии государств и континентов.
Президент Франции Саркози истерически еще вскрикнул: «ливийцы замахнулись на финансовую безопасность человечества». Только забыл сообщить, что Муаммар замахнулся на тунеядскую сущность лишь одной половины человечества.
Сундук заворочался, объявил Каддафи террористом, дал возможность объединиться недовольным, сбежавшим на Запад джамахирам, обеспечил их оружием и начал бомбить ливийские города. Капитал сгруппировался, чтобы опять схватить свою жертву за глотку.
В те годы Каддафи, помимо государственной деятельности, занимался еще и творчеством. «Как жесток бывает народ, когда восстает, — сокрушительный поток, не щадящий ничего на своем пути, — писал он ночами в бедуинской палатке, кажется, заранее пытаясь предугадать будущие события. — Народ не слушает ничьих криков о помощи, не помогает тому, кто в беде. От всякого человека народ отмахнется небрежно, в сторону отбросит его».
«Но тирания масс — самая суровая тирания, ибо кто противостанет сокрушительному потоку, слепой неодолимой силе?» — размышлял в тишине ливийской пустыни Муаммар-писатель.
«Я люблю свободу народных масс, их вольное движение, без всякого господина над ними… И точно так же я люблю народные массы и боюсь их, как люблю и боюсь моего отца, — клялся на страницах своих рассказов Муаммар в любви к ливийцам, но дальше следовали строки, в которых он как будто предчувствовал свою будущую судьбу. — Как страшно! Кто воззовет к бесчувственной душе масс и наделит ее чувствами? Кто заговорит с коллективным разумом, не воплощенном ни в одном отдельном человеке? Кто возьмет за руку миллионы? Кто услышит миллионы слов из миллионов уст? В этом бесконечном реве и грохоте кто будет услышан и понят? Кто кого обвинит?
…Я чувствую кожей, как массы, не знающие жалости даже к своему спасителю, толпятся вокруг, обжигая меня своими взглядами. Даже когда они мне рукоплещут, они меня словно колют и щиплют…
…Я всего лишь обычный бедный человек, у меня нет ученых степеней, я нигде не учился, и меня не научили быть бесчувственным. Я вырос очень чувствительным к бедам других людей, в отличие от горожан, которым на протяжении веков прививали иммунитет от способности сопереживать, сначала римляне, потом турки, и, наконец, американцы. Кстати, насколько мне известно, Америка была открыта арабским принцем, а не Колумбом. Так или иначе, у американцев есть сила, вездесущие спецслужбы, военные базы, и право на вето, которое они с готовностью применяют на пользу Израилю. Они проводят империалистическую политику.
Не на радость явился я в город. Поэтому отпустите меня, позвольте пасти мое стадо, которое я оставил в долине под присмотром матери.
…Мне удалось передохнуть и поспать в аду, и могу вам сказать, что эти две ночи — из самых прекраснейших в моей жизни, эти две ночи в аду, когда я был совсем один. Мне было в тысячу раз лучше, чем когда я жил среди вас. Вы гнали меня и лишали меня покоя, и мне пришлось спасаться бегством в ад.
…Меня удивило, что вместе со мной в ад шли дикие звери.
…Чтобы войти в ад, мне не нужен паспорт… нужно только быть самим собой… нужно только сохранить мое истинное я, которое я открыл, и которое вы безжалостно искалечили, пытаясь вытравить из него все человеческое! Убегая в ад, я спасал его от вас. Мне ничего от вас не нужно… оставайтесь среди мусора, грязи и пыли…
Ах, да, я оставил вам золотой шлем»…
Муаммар Каддафи — писатель, как удивительный провидец, единственный правитель в мире в своем эссе «Дорога в ад» описал свою будущую гибель. Действительно, «кто воззовет к бесчувственной душе масс и наделит ее чувствами?».
Чувств у джамахиров, когда они убивали своего лидера, не было. Толпа была страшна и действительно не слышала его криков о помощи.
И не спасли Каддафи тысяча танков, которые были на вооружении у ливийской армии, две тысячи боевых машин пехоты и бронетранспортеров, более 800 реактивных систем залпового огня. Придравшись к лидеру из-за отступлений от ветхозаветных диких установок ислама, над ним уже издевался Шариат, которому надо во все века властвовать над толпами и правителями. Без каких-либо соперников. И горе тому по сей день, кто попытается увернуться хоть от части религиозных догм, не соответствующих реальностям нынешней жизни. У Шариата должно быть все: беспрекословное людское подчинение, трибуна, деньги. И трибунал. В виде безумной распоясавшейся толпы, которую во все века спускали с цепи в нужную минуту.
Муаммара Каддафи убивали исламисты, которые мгновенно его предали, как только капиталы отвернулись от него. А Капитал… он вновь для своей мести использовал Коран.
Восставшие прильнули, как и в начале двадцатого века, к иноземцам. Прежде итальянских инсургентов даже из могил изгнали, теперь же ливийцы без какой-либо гордости за американские штаны ухватились и всеми силами волокли их в собственную страну. Вместе с новейшей авиацией и мощными бомбами.
Джамахиры не желали разбираться в геополитике, не хотели осознать, что иноземцам нужна только нефть, что те, как и прежде, прибирают к рукам все, что плохо лежит под чужими песками, да и по всей планете. Восставшие… не поняли, что их используют, как мелких игрунок на дереве. В народе не зря назвали их потом ливийскими крысами.