«Милая Нина Петровна! — пишет Федот Васильевич новой знакомой. — Жалею, что не мог увидеть в Хосте Ваших работ. Чепцов сказал, что Вы хорошо работаете.
Да, кстати, о Чепцове. Вы в Москве раньше меня узнали о его смерти. Как жаль его. Он ведь еще не так стар и мог бы жить еще десяток и более лет.
Последнее его письмо я получил 17 декабря 1949 года. Оно не было ответом на мое письмо. Писал он сам, и так трогательно. Например, почему долго ему не пишу. И чтобы я не думал, что он забывает обо мне, а вспоминает меня каждый день, ему одиноко, хочет поскорее увидеться, просит, чтобы я писал даже о своей сахарной болезни, которая, кстати, последнее время донимает еще больше.
Он завидовал мне, что я мирно живу в тихой деревне, что ему так надоело в Москве, где от сутолоки жизни напряжены все нервы. Хотелось бы ему тоже уехать в свою деревню, где у него хороший дом. Хотелось бы и ему прожить последние годы жизни в деревне, чтобы сидеть у окошечка, смотреть на природу и пить чай.
Он давно мог это осуществить, потому что не раз говорил мне, что обеспечен и ему хватит средств и без работы.
Так вот, Нина Петровна, я не ожидал такого конца жизни Чепцова.
При сем еще вспомнил слова Ефима Михайловича Чепцова о том, что он знает о моей переписке с одной молоденькой барышней-художницей, дочерью известного передвижника. Меня это сообщение немало удивило, но и немало польстило. Я горжусь вниманием этой молоденькой хорошенькой барышни да еще талантливой художницы.
О себе теперь могу сказать, что я был занят, торопился закончить картину „Встреча“, которую обещал дать на предстоящую у нас в Мордовии юбилейную выставку к 20-летию образования Мордовской автономной республики.
Выставка на этот раз удалась. Ее разрешили в очень почетном месте, в фойе Дома Советов. Было около 150 полотен.
Конечно, строго критиковали эту выставку, но 2–3 молодых художника могут кое-что сделать. Я среди них был, конечно, авторитетом. Вы только вообразите, у меня за спиной 60-летие моей художественной деятельности. За это время я немало сделал для искусства. 4 раза участвовал за границей на международных выставках в Париже, Риме, Америке, Вене. Мои картины в музеях и частных собраниях почти всех иностранных государств, не говоря уже о крупных городах нашей страны.
Прости меня, милая Нина Петровна, за лишнюю болтовню о себе. В данный момент я болен. Побыл у себя в бане. Вышел плохо одетым и задержался на половину минуты около своей любимой козочки. Она всегда подает мне свою лапочку при встрече. Но за эту половину минуты я успел простудиться. Кашляю почти беспрерывно.
Надеюсь скоро поправиться, и тогда снова за дело. Ведь я очень люблю свое дело, это началось еще с детства, когда мне от роду было 5–6 лет…
Истинные художники — самые счастливые люди на земле, потому что где бы они ни были, в красивой местности или в не очень красивой, ведь найдется достойный картины уголок природы. Этюд зависит не от красоты местности, а от самого художника, от того, как он изобразит.
Возьмем для сравнения картину Левитана. Посмотришь на нее, и кажется, что ничего в картине нет, лишь равнина и утоптанная пешеходная дорога, да земля и небо. Вроде никакой композиции, все так просто, нет кричащих красок, нет контрастов, лишнего ничего нельзя прибавить.
Но всмотришься в пейзаж и забываешь о том, что это краски. Всмотришься и почувствуешь, что таких, похожих на эту, дорог я видел много и много ходил по ним.
Живая природа, и только! Какие живые дали! И так где-то у горизонта чуть туманится синева и почти сливается на горизонте с чуть заметными разных тонов облаками.
Сколько в этот пейзаж вложено любви и настроения. Чувствуется, художник вложил в эту картину часть своей жизни. Вот у кого следует учиться!
Да я сам так же поработал, с таким же настроением, а на деле все не то бывает. Вместо настроения — расстройство. К сожалению, мы в жизни так слабы и неустойчивы. Каждый пустяк раздражает. Я и многие художники хотим разрешать сложные задачи в изоискусстве и спотыкаемся, не доведя их до конца.
В общем, скоро желанная весна, а с нею новая жизнь и творчество.
Я и Лида шлем Вам свои сердечные и лучшие пожелания, а главное, здоровья».
...«Живу теперь в городе, а не в селе, — пишет Федот Васильевич в следующем письме, — где был свободнее, а теперь черт знает что, не то что занят, а редкий день, чтобы кто-нибудь не заходил ко мне и не отнимал времени. Немало любителей изоискусства приходит ко мне, художники, писатели, просто из начальников. Интересуются моими картинами, отказывать в посещении неудобно. Квартира у меня — особняк из 4-х комнат, есть дворик с разными пристройками и небольшой огород.
Сижу больше дома и кое-что пишу для жителей города. Почти у всех на дворе и огородах цветы. Соседи приносят прекрасные букеты, я их переносил на холсты. Я очень люблю писать от нечего делать цветы и написал пять этюдов цветов весенних, летних, осенних.
Начал новую картину, жанр из колхозной жизни, пока она еще в контуре, размеры 2x1,5 метра, уже всем нравится. Понятно, буду продолжать над нею работать. Надеюсь написать ее к 40-летию Октября — если буду здоров.
Очень мечтаю увидеться с вами. Только где? Я затрудняюсь теперь приехать в Москву Хорошо бы в Саранске. Каким счастливым я был бы. Ко мне вернулись бы здоровье и молодость в работе, счастье. Вот какие у меня мечты день и ночь.
Все у меня, кажется, есть в жизни. Кроме любви. Я очень люблю женщин. Но они меня почему-то не любят. Так и прожил я свою несчастную без любви жизнь. Одно у меня никто не может отнять, это изобразительное искусство, которым я живу и дышу.