Как живется вам без СССР? - Страница 186

186

Милая Нина! Пишите мне еще. Я так люблю Вас и Ваши письма. Перечитываю их не раз. Я был бы счастлив, если бы мы чаще виделись, наслаждались бы беседами о любви да искусстве. Лучшего я в жизни и не хотел бы. Целую Вас много раз как товарищ. Цветите и наслаждайтесь вечной молодостью искусства и всем тем, о чем Вы мечтаете.

Вы, как художник, близки и понятны нам со своей жизнью, со всеми радостями в творчестве и переживаемыми в нем трудностями».

Нина Петровна, несмотря на свою большую занятость: создание этюдов, картин, оформление их в рамки и подрамники (быт ведь ее никогда не был устроен), несмотря на долгие нервные ожидания в коридорах Союза художников и Художественного фонда, в стенах которых на многочасовых художественных советах решалась участь ее работ, — все же находила время написать стареющему художнику Сычкову, поддержать его, хоть как-то улучшить ему настроение.

«Я пишу Саранский мотив, пейзаж, которым мы с вами, Федот Васильевич, любовались в парке, — сообщает Нина Петровна своему другу. — Правда, он чуть изменен у меня на полотне, в основном, шире речушка.

Приехала я из Пестова. Как там было хорошо! Дом отдыха расположен на самом берегу канала, такая масса воды, что временами напоминает море, особенно когда ходят волны и дали тают, сливаясь с облаками.

Рядом лес — чудесный — березовый и еловый, сухой, душистый, полный грибов и ягод.

Вы в своем письме, Федот Васильевич, жалеете, что не были на фестивале.

Конечно, праздник в Москве чувствовался во всем. Все, кто мог ходить, в этот день были на улицах. На машинах ехали гости, одетые в национальные костюмы, радостные и возбужденные, кричали слова приветствия, посылали воздушные поцелуи, пели песни.

Представители почти всех стран мира, со всего земного шара, разные цветом кожи, в самых разнообразных красочных одеяниях, ликующие и возбужденные, проезжали по московским улицам.

Прекрасные танцы, песни, пантомимы и сценки исполнялись талантливой молодежью.

Почти все концерты оканчивались пением всех присутствующих гимна молодежи. Из зала на сцену летели букеты прекрасных цветов, а потом эти же цветы летели обратно в зал. Как огромные хлопья, мелькали эти пестрые букеты в воздухе, пока не закрывался занавес.

Очень интересна была всемирная молодежная выставка. На ней много хороших вещей, по-настоящему художественных и оригинальных по замыслу и исполнению.

Молодцы китайские художники. Очень у них сильные работы, как живописные, так и графические.

Как продвигается ваша работа, Федот Васильевич? Ведь скоро кончатся теплые солнечные дни».

Многие письма Нины Петровны Петровичевой рассказывают Федору Васильевичу о новостях столичной культурной жизни того времени.

«Ваши вещи, Федот Васильевич, еще не продали, не думайте, что это только у Вас. Сейчас все переживают подобное, а москвичам еще хуже, чем тем, кто живет в провинции. У нас ведь так много художников. Принимают же вещи стандартные, размером 50x70,60x40, от 75 до 125 г рублей за штуку.

Многие вынуждены сдавать эти работы, особенно многосемейные. Чепцов преподает в педагогическом институте, ведет аспирантов по классу живописи».

«Не собираетесь ли подавать эскиз для участия на Всесоюзной выставке 1950 года?

Сейчас на Большом Совете просматривают (эскизы) и дают заказы. Темы: „30-летие Советской власти“, „70 лет рождения Сталина“ и „25 лет без Ленина по ленинскому пути“.

Все это время вспоминала, как я проводила у вас время. Вспоминала вашу мастерскую, и вид из окна и ваш садик, и вашу поездку на Суру. Помните, мы тогда изнывали от жары.

Как хочется целиком отдаться жизни в искусстве, быть ближе к природе и передавать ее тоньше и правдивее.

Сейчас занята эскизом к выставке. Мотив у меня весенний. На переднем плане цветущие деревья, молодые посадки, вдали река. Второй план залит лучами вечернего солнца, все в золотисто-розовых тонах, яблоки тоже освещены.

Работать хочется.

Была недавно на выставке Цейлона. Очень мне понравилась.

Я очень жалею, Федот Васильевич, жалею, что вы так и не согласились попасть к врачу, которого я рекомендовала. Ведь мне так хотелось сделать вам облегчение, которое он, несомненно, бы вам дал».

«Милый Федот Васильевич!

…Сейчас приостановили прием от двух Советов. Якобы завалены они картинами и принимать не хотят. А ведь у художников вся надежда, что к праздникам продажа картин на выставках будет.

Пока что после съезда особых изменений нет, а вот цены на краски прибавили, это для всех — удар. Не знаю, удастся ли, но художники хотят хлопотать, чтобы для нас были спецларьки со скидкой.

А на улице так стало хорошо, так и тянет в лес, в поле, ближе к природе. Все думаю, когда я к вам выберусь.

Если я к вам приеду, что надо привезти из продуктов? Наверное, сахар, в основном. И все, что надо остальное, пишите, я заранее все куплю.

На моем полотне пропадает звонкость в цвете.

Была с Виктором Дмитриевичем на выставке французских репродукций. Смотришь на эти работы и забываешь, что это напечатанное фото.

Особенно хороши вещи, которыми восхищаешься не только как прекрасно выполненными репродукциями, а как живописными работами мастеров: Клода Моне, Эдуарда Мане, Сислея, Коро.

Я там много работаю, так устаю, что временами думаю, как бы у меня не было разрыва сердца от переутомления.

К Совету пришлось много работать, но пока еще картину не сдала, опять чернеет холст. Я почти каждую неделю переписывала всю работу заново».

«…Я с самой весны болею, и очень тяжело, — пишет о себе Нина Петровна в следующем письме. — Дело доходило до того, что меня с улицы увозили на „скорой помощи“ и домой вызывали „скорую“. Все это от переутомления, недоедания и нервной атмосферы нашей жизни.

186