Как живется вам без СССР? - Страница 69

Выйдя из такси, она ему сказала:

— Ты сильный и крепкий. Тебе дома надо жениться. Зачем ты живешь недожитой жизнью?

Он опустил глаза, стал каким-то безжизненным, будто где-то давно на асфальт выпустили его силы.

— Хади-мужчины теперь в Нубии нет, — отчеканил вдруг он и сказал о себе в третьем лице. — Этот человек остался только в науке.

— Почему? — возмутилась она.

— Я не хочу больше арабскую женщину… — произнес он.

Конечно, это высказывание не относилось ко всем арабкам. Сколько их, веселых, живых, любознательных, видела Анна в университете! Но это была оценка зрелым мужчиной собственного брака, хоть и многодетного, но душою, видимо, бесплодного и бесцветного. Брака, заключенного с родственницей, по решению мамы и тетки, по впечатлениям детства, а не в итоге отношений между мужчиной и женщиной, которые случаются в более зрелом возрасте, когда чувства глубже и ярче, Когда уже иначе воспринимаешь жизнь.

Выходит, что и мужчину настигает несчастье, когда он так легко, будто птица, улетает от любимой на другой край Вселенной? Выходит, что и его сердцу невероятно холодно в той жизни, и он теряется, и ему там, вдали, без нее плохо? Значит, в глубокой лощине между скалами, где теряются люди, живущие без любви, жизнь распоряжается ими по-своему, и не всегда лучшим образом.

Но и Анна за это время познала кое-какие горькие истины. Когда один период жизни за другим долгое время на нервах, сломе, на утратах, какая-нибудь ломехуза, может, и не смертельная в данный момент, однако не дремлющая и всегда, как враждебный боец, начеку, да привяжется.

Когда она узнала о своем суровом диагнозе, конечно, хотелось уткнуться в подушку и никогда бы лица не поднимать, но в соседнюю палату поступила двенадцатилетняя девочка с таким испугом в глазах, что собственная боль улетучилась, и все время хотелось около этого ребенка сидеть, рассказывать веселые байки, приносить стакан чаю. Когда девчушке еще жить бы да жить, а злая воля норовит прервать ее невинное дыхание, что рядом с этой трагедией несчастье уже кое-что видевшего в жизни человека?

Вот и выходит, что нынче, чтобы полететь Анне к двум Нилам, надо поменять в Нубии климат или придвинуть Африку ближе к России, чтобы ее холодные ветры хоть немного остудили не в меру горячие просторы страны, в которой восемь месяцев жара, остальные — жуткая жарища. И никогда больше ей, как виделось когда-то в мечтах, не прогуляться в голубом платье около Голубого Нила, а в белом — вдоль Белого.

И вот как, над каким континентом, к какой земле спланировать, к какой ветке опуститься бы той птице, которая много лет летает в небе и почему-то каждый раз даже после долгой разлуки зовет и зовет этого черного мужчину и эту белую женщину друг к другу? Несмотря на неприязнь между расами, между респектабельным миром и не дотянувшимися до высшей планки благосостояния южными племенами. Как решить это уравнение Шредингера? Может, физики и знают, но Хади и Анне эта разгадка не далась целую жизнь. Но, может, и они уже нашли какой-то выход?

— Не переживай, мы с тобой уже не расстанемся, — произнес мужчина и добавил. — Мы теперь будем все время поддерживать друг друга. Я прилечу на следующий год. Не возражаешь?

— Виртуальная жизнь?

— Как мне тут остаться? Я не смогу заработать в России кусок хлеба. Кто мне, иностранцу, это позволит? И в нашем возрасте…

Далее оба по умолчанию не проговорили вслух то, что было обоим понятно: ломехуза не отпустит Анну в жаркую страну. Сразу поднимет голову и оживится… Возможно, пригласит и на… погост.

— Не будем об этом, — поморщился он. — Поэтому я предлагаю не виртуальную жизнь, а реальные встречи.

— Опять лишь у Венеры под боком?

— Зато как день и ночь… Непременно.

— Да уж…

Как день и ночь. Встретились и расстались. Опять встретились… Как неизбежность этого странного мира, в котором не всегда и не всем выпадает обычное счастье жить около друг друга. Однако в век с его огромными скоростями, шикарными лайнерами, роскошными виллами самым ценным осталось все же то, что никакими деньгами не купишь, — лишь близость душ, их сродство по самым невероятным, недоступным даже человеческому подсознанию, законам.

«Как день и ночь… Которые встречаются лишь на заре и после заката»… — хотелось в этот момент записать в дневник Анне, размышлявшей о том, почему же им выпало жить вечно на семи баобабах? Однако не на земле.

«И нет еще в мире планеты, на которой мне было бы хорошо на юге, а ему на севере. Вот уж это уравнение Шредингера, — гневно хотелось ей стукнуть по столу. — Ну, все же это уравнение, — замирила она себя с нынешней минутой и объяснила хотя бы только себе реальность, с которой никогда не хотелось мириться. — Время предлагает-таки уравнение. Возможностей. Исходя из фактического. Иных ходов жизнь не оставила, — подумала женщина и тут же обругала себя: — С каких это пор ты в бухгалтера превратилась? Все подсчитываешь… Главное… несмотря на годы, он… и ты… И вечное желание… тянуться друг к другу»…

— Могу признаться тебе кое в чем, — проговорил Хади, взглянув несколько смущенно на свою женщину.

— И в чем? — едва не умерла от любопытства она и, как деревенская кумушка, тут же навострила уши.

— Я тоже искал тебя по Интернету. Только в англоязычном — твоих работ нет, электронного адреса также нет. Мы живем в плохо совместимых мирах. Но я все время тебя искал…

— Неужто?

Чего больше всего хотелось Анне в эту минуту? Конечно, уйти в другую комнату, взять зеркало в руки, долго разглядывать свое лицо, сетуя на каждую морщинку, ярче накрасить брови, ресницы, губы. И за столом, будто невзначай, попросить: